|
Софья Парнок (1885-1933) - поэтесса.
 "Вспомнит со временем кто-нибудь, верь, и нас..."
Вымолвила, - и на перси к подруге сникла…
С. Парнок
Софья Парнок (настоящее имя - София Яковлевна Парнох), названная в российской поэзии Серебряного века Русской Сафо, родилась 12 августа 1885 года в Таганроге в еврейской семье аптекаря. Ранняя смерть матери, так же как у Цветаевой, Чайковского, последовавший вскоре второй брак отца сделали ее отношение к семейным отношениям нетерпимым, изменили вообще мироощущение и понимание взаимоотношения полов.
Софья Парнок начала писать стихи в ранней юности. Возможно потому, что общество явно тяготилось ее присутствием, вследствии непохожести, экстравагантности в одежде, сверхэмоциональности, которые очень рано уже обрекали ее на одиночество, еще в гимназии, где и начинаются ее женские романы. 
Эолийской лиры лишь песнь заслышу,
Загораюсь я, не иду - танцую,
Переимчив голос, рука проворна, -
Музыка в жилах.
Не перо пытаю, я струны строю,
Вдохновенною занята заботой:
Отпустить на волю, из сердца вылить
Струнные звоны.
Не забыла, видно, я в этой жизни
Незабвенных нег незабвенных песен,
Что певали древле мои подруги
В школе у Сафо.
Первая чисто лесбийская связь Парнок началась в 16-летнем возрасте и длилась около 5 лет, Надежда Полякова была ее сверстницей. После тяжелого разрыва с ней, Парнок уезжает в Женеву, а, возвратившись на родину, она абсолютно неудачно выходит замуж за В. Волькенштейна, который был драматургом и театральным деятелем, однако обладал взбалмошным и тяжелым характером, впрочем, как и его юная супруга. Брак был просто обречен на кратковременность и быстрый финал.
Быстро распавшийся брак, конечно же, не изменил лесбийской сущности Софьи Парнок, которая, судя по воспоминаниям современников, ее собственным ощущениям, переданным в стихах, явно была активной стороной в лесбийских отношениях.
Глаза распахнуты и стиснут рот.
И хочется мне крикнуть грубо:
О, бестолковая! Наоборот, -
Закрой, закрой глаза, открой мне губы!
Одним из наиболее ярких событий в жизни Парнок стал короткий, но очень бурный роман с Мариной Цветаевой, начавшийся в 1914 году.
Следила ты за играми мальчишек,
Улыбчивую куклу отклоня.
Из колыбели прямо на коня
Неистовства тебя стремил излишек.
Года прошли, властолюбивых вспышек
Своею тенью злой не затемня
В душе твоей, - как мало ей меня,
Беттина Арним и Марина Мнишек!
Гляжу на пепел и огонь кудрей,
На руки, королевских рук щедрей, -
И красок нету на моей палитре!
Ты, проходящая к своей судьбе!
Где всходит солнце, равное тебе?
Где Гете твой и где твой Лже-Димитрий?
Некоторое время они даже жили вместе, неразлучно появлялись в обществе, и не только не скрывали, но даже афишировали отношения, ездили вместе в Коктебель, и это несмотря на то, что Цветаева уже была два года как замужем за любимым Сергеем Эфроном и расставаться с ним не собиралась, к тому же у нее была маленькая Аля.
Цветаева влюбилась безоговорочно и, во всем следуя своей безмерности, просто смела все разделявшие их условности. Их отношения строились на некоторой подчиненности, вроде дочки-матери, чему способствовала и разница в семь лет между ними.
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою" -
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, -
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".
Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком...
В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, -
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".
Но под ударом любви ты - что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою...
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".
Парнок была “роковой” женщиной, капризной, причудливой, мало считавшейся с чужими желаниями. Такой она предстает в стихах Марины, которая сначала идеализировала ее “демонизм”, очаровавший ее, а затем им же стала тяготиться, поскольку чувствовала, что Софья в глазах Марины ищет и любит скорее отражение себя самой. Однако, учитывая невероятный характер Цветаевой, возможно, что Парнок представлена Мариной слишком уж “по – цветаевски”. Ведь с другими женщинами Парнок поддерживала нежные отношения очень длительное время.
Об этом времени имеются воспоминания Елизаветы Тараховской, которая, будучи еще гимназисткой, в 1915 году жила у своей сестры – Софьи Парнок, и неоднократно видела Цветаеву, которая часто бывала в Хлебном переулке, где проживала Софья, а та часто захаживала в Борисоглебский переулок, где находился дом Марины, — оба эти переулка расположены неподалеку друг от друга, на Поварской улице.
Конец почти двухлетнему роману, из-за которого у Цветаевой возникли сложности и напряженности в семье (Сергей от греха уехал подальше от жены на санитарном поезде), положила измена Парнок, которая не отказывала себе в поисках и находках паралелльных с Мариной муз.
Ты не спросишь в ночи буйные,
Первой страстью прожжена,
Чьи касанья поцелуйные
Зацеловывать должна...
Однако, несмотря на разрыв, до самой смерти Софья с нежностью вспоминала Цветаеву, портрет бывшей возлюбленной стоял у нее на прикроватном столике, несмотря на то, что Цветаева вычеркнула ее из своей жизни сразу и навсегда, и даже когда ей принесли посвященные ей же стихи Парнок (уже после смерти той), Марина сказала только : “Это было так давно…”.
Я помню мрак таких же светлых глаз.
Как при тебе, все голоса стихали,
Когда она, безумствуя стихами,
Своим беспамятством воспламеняла нас.
Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты...
И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости... Но я простила ей!
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей!
1929 г.
Кстати, в декабре 1939-го, когда Марина Ивановна Цветаева с сыном приехали из эмиграции, и впервые пришли в голицынский Доме писателей, то хозяйка Серафима Ивановна предложила им занять два свободных места за столом рядом с Волькенштейном, который не только не ответил на приветствие Марины Цветаевой, но и сделал вид, что они не знакомы, выскочил из комнаты и потребовал, чтобы хозяйка пересадила его подальше, по другую сторону стола... А ведь в 1921 году, он сам обращался к Цветаевой, приходил к ней домой в Борисоглебский переулок с просьбой помочь ему с опубликованием пьесы, а позже они даже вместе ездили к Луначарскому, ходатайствовать о голодающих писателях, живших в Крыму. Однако Цветаева, как бывшая белоэмигрантка, оказалась парией в литературном обществе, ее избегали даже хорошие знакомые, так что такая реакция была для нее не новой.
Парнок, видимо, всю жизнь пыталась примирить “физиков” и “лириков”. Будучи сама одаренным поэтом, пройдя сквозь высоковольтный накал страсти с Цветаевой, она отдает должное и людям науки.
Как для меня приятно странен
Рисунок этого лица, -
Преображенный лик Дианин!
Как для меня приятно странен,
Преданьем милым затуманен,
Твой образ женщины-ловца.
Как для меня приятно странен
Рисунок этого лица!
В 1920-х годах, Парнок проживает в Москве, ведет по-прежнему эпатирующий общество образ жизни, там же она сближается с профессором Московского университета Ольгой Николаевной Цубербиллер. Эта любовная связь затянулась на десять совместно прожитых лет, но, как часто происходит в однополых отношениях, глубокое взаимопонимание и “однонаправленность”, зачастую становятся и залогом разлуки.
И вот - по мановенью мага
Воздушный мой распался сад,
И нет тебя, иссякла влага,
И снова в жилах треск цикад.
Прохлада милая! Сибилла!
В руках простертых - пустота...
Так не было того, что было?
Единственная! Ты - не та?
Но нет, нет, тлеет плащ твой вдовий
От искры моего костра,
По духу - по небесной крови -
Сестра!
Случайная встреча в Кашине с женщиной-физиком Ниной Евгеньевной Веденеевой, стала последним подарком судьбы этой незаурядной сильной женщине. Софья Парнок чувствует себя абсолютно счастливой, ощущает огромный творческий подъем.
Нет такой загадки тонкой,
Нету хитрости, которой
Я понять бы не могла, -
Отчего ж держусь сторонкой,
Мысли отвожу и взоры
Я от левого угла?
Это зона телефона,
Зона головокруженья,
Зона непонятных дел,
Где особые законы
Тяготенья, притяженья
И отталкиванья тел.
Я бы физика спросила -
Пусть мне объяснит научно
Этот феномен чудной:
Что за роковая сила
Неизменно, злополучно
В том углу владеет мной?
Позвонить? Эх, будь что будет!
Надо быть смелее, право, -
"Дайте-ка мне АТС..."
Строгий физик не осудит:
Я звоню не для забавы, -
Здесь научный интерес.
1931 г.
Стихи, посвященные ею Веденеевой, стали наилучшими в лирике Парнок, и зяняли достойное место в любовной поэзии Серебряного века.
Затем, что, не сон ли, скажи,
И это блаженное ложе,
И сумрак певучий, и ты,
И ты в моих тихих руках?
Однако именно на этом творческом и эмоциональном подъеме ее жизнь внезапно обрывается в деревне под Москвой 25 августа 1933 года.
|
